жестким стандартам города. О, мы сталкивались с множеством человеческих проблем – к примеру, когда женщина хочет иметь детей и не может. Если медицина бессильна помочь ей, в дело вступают монументы. Отвлекают внимание, обращая ее материнский инстинкт на другой объект или направляя его в иное русло. Заменяя его чем-то. Заставляют ее поверить, будто она исполняет определенную миссию. Или создают эмоциональную привязанность иного рода, не материнскую. Суть в том, чтобы докопаться до психологических корней проблемы, а затем каким-то образом избавиться от неудовлетворенности. Именно неудовлетворенность – причина всех бед.

– Может, отвлечь?..

– Вряд ли получится. Проблема Нормана – абстракция. Если бы мы разрешили ее, он сошел бы с ума.

– Я не понимаю, в чем моя проблема, – с отчаянием в голосе сказал Норман. – Нет у меня проблем. Я молод, здоров, занимаюсь любимым делом, у меня есть невеста…

Психолог почесал подбородок.

– Если бы мы знали, в чем ваша проблема, то могли бы как-то с ней бороться, – сказал он. – Наиболее сомнительный момент во всем этом… – Он зашелестел бумагами. – Ну-ка, посмотрим. Я сейчас кажусь вам реальным?

– Вполне, – ответил Норман.

– Но иногда… В этом синдроме нет ничего необычного. Иногда вы сомневаетесь в реальности. У многих время от времени возникает подобное чувство. – Он откинулся на спинку кресла и задумчиво хмыкнул.

Сквозь прозрачную стену виднелся Пятый монумент, пульсирующий мягким светом.

– То есть вы не знаете, что со мной, – подытожил Норман.

– Пока не знаю. Но выясню. Сначала нам необходимо определить, в чем ваша проблема.

– Сколько времени на это уйдет? Десять лет?

– У меня у самого однажды была проблема, – признался психолог. – Тогда я не знал, в чем она заключалась. Но теперь знаю. Мне грозила мания величия, я хотел изменить человечество. Потому я и занялся этой работой. Я обратил свою энергию в полезное русло и тем самым избавился от неудовлетворенности. Этот способ подойдет и вам, как только мы разберемся, что вас тревожит.

– Я лишь хочу, чтобы прекратились галлюцинации, – сказал Норман.

– Слуховые, зрительные и обонятельные по большей части галлюцинации… И по сути, не спровоцированные ничем извне. Это не иллюзии, это галлюцинации. Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о них поподробнее.

– Не могу. – Норман съежился и даже стал казаться меньше. – Меня словно бросают в кипящий металл. Это просто не описать. Какой-то шум, огни – появляются и исчезают, как вспышка. Адская вспышка.

– Завтра мы с вами еще раз попробуем лечение наркотиками. А я пока соберусь с мыслями. Возможно, это всего лишь…

Норман вступил в левитационный поток и стал подниматься в восходящей струе воздуха. На уровне верхнего балкона Пятого монумента он сошел. Там были люди, всего несколько человек. Они не обратили на него внимания, занятые своими делами – нежничаньем и любованием городом. Норман облокотился на перила и стал смотреть вниз. Он поднялся сюда в смутной несбыточной надежде, что на этом балконе высоко над городом будет потише.

Здесь было тихо, но не тише, чем в городе. Под ним изгибались и плавно скользили самодвижущиеся ленты транспортеров. Они двигались бесшумно. В вышине безмолвно серел купол Барьера. Норману преставилось, как оглушительные раскаты грома лупят по Барьеру снаружи, как несокрушимая полусфера начинает трескаться и коробиться, впуская внутрь рокочущий вал хаоса…

Он вцепился в прохладный поручень. Прочный пластик под руками не успокаивал. Еще миг – и Барьер разверзнется…

Монумент не принес облегчения. Норман оглянулся через плечо на основание лучащегося мягким светом шара, по поверхности которого пробегала золотистая рябь, но и он, казалось, вот-вот разлетится вдребезги. Норман хотел прыгнуть обратно в нисходящий поток, но в последний момент оступился. Он совершенно промахнулся и не попал в поток. На один леденящий миг он очутился в свободном падении. Потом защитный кокон парагравитации плотно сомкнулся вокруг его тела и плавно втянул в поток. Норман медленно полетел вниз.

Однако теперь его занимала новая мысль. Самоубийство.

Тут крылось два вопроса. Хочет ли он покончить с собой? И возможно ли это? Норман задумался о последнем.

В задумчивости он машинально ступил на движущуюся дорожку и опустился в одно из мягких кресел. Никто в городе не умирал насильственной смертью. Никто и никогда, насколько ему было известно. Но были ли попытки самоубийства?

Это была новая, необычная идея. Вокруг так много страховочных средств. Ни одна опасность не осталась непредусмотренной. Несчастных случаев не бывает.

Дорога поворачивала. В сорока футах, за лужайкой и невысокой стеной, возвышался Барьер. Норман поднялся и двинулся к нему, манящему и отталкивающему одновременно.

По ту сторону Барьера…

Норман остановился. Вот он, прямо перед ним – гладкая серая поверхность без всяких отметин и узоров. Не материя. Что-то другое, что создали строители – давным-давно.

Как там, снаружи? Шесть сотен лет миновало с тех пор, как был воздвигнут Барьер. За такое время весь остальной мир мог значительно измениться. В голову ему пришла странная мысль: а вдруг планету уничтожили? Вдруг какая-нибудь цепная реакция в конце концов обратила ее в пыль? Отразилось бы это на городе? Или город, отгороженный фантастическим барьером, оказался не просто под защитой, а и впрямь переместился на другой уровень существования?

Норман с силой грохнул кулаком по этой серости; она была как резиновая. Им вдруг овладел ужас. Собственного крика он не услышал.

Впоследствии он дивился, как вечность может втиснуться в одно-единственное мгновение. Мысли его вернулись к самоубийству.

– Самоубийство? – предложил Флеминг.

В мыслях Нерала творился сумбур.

– Экология подводит, – заметил он. – Полагаю, беда в том, что город – замкнутый объект. Мы искусственно делаем то, что шестьсот лет назад было законом природы. Но у природы не было любимчиков, как у нас. И природа оперировала переменными. Я говорю о мутациях. Никто не мешал ей вводить в игру новые фигуры – более того, никто не мешал ей вводить новые правила. Однако здесь, в городе, мы вынуждены придерживаться первоначальных правил и первоначальных фигур. Если Билл Норман покончит с собой, я не знаю, что может произойти.

– С нами?

– С нами, а через нас и с горожанами. Психолог Нормана не в силах ему помочь, он тоже горожанин. Он не знает…

– Кстати, что у него была за проблема? Ну, у психолога. Он сказал Норману, что решил ее, занявшись психологией.

– Садизм. Справиться с этим было несложно. Мы возбудили в нем интерес к изучению психологии. Его умственный показатель был так высок, что прооперировать его мы не могли; ему требовалась более изощренная интеллектуальная разрядка. Зато теперь он прекрасно вписывается в общество и вполне уравновешен. Занятия психологией